Председателю Верховного Суда
Российской Федерации
Лебедеву В.М.

Махмутовой Айгуль Фатиховны,
шеф-редактора московской общественно-политической газеты «Судьба Кузьминок»

Уважаемый Вячеслав Михайлович!

Ситуация, в которой я оказалась, вынуждает обратиться к Вам за помощью и поддержкой. Зная о Вашей занятости и уровне проблем, решением которых Вам приходится заниматься, я не стала бы беспокоить Вас, но все складывается так, что обратиться за помощью мне просто больше не к кому.
Кузьминским районным судом г. Москвы я была осуждена  по обвинениям в совершении мошенничества, применении насилия в отношении представителя власти, вымогательстве и оскорблении — в преступлениях, которых я не совершала.
В ходе рассмотрения данного дела судьями была создана обстановка вопиющего неравенства сторон обвинения и защиты: это проявляется как в вопросе представления доказательств, так в вопросе выражения собственного мнения в процессе; грубейшим образом попираются нормы уголовно-процессуального закона, провозгласившие принципы непосредственности исследования доказательств, гласности судебного разбирательства, состязательности сторон и правила, призванные обеспечить справедливое и законное судопроизводство и охраняющие права подсудимого. При этом, насколько я понимаю, в большинстве случаев действия судьи согласно закону не могут быть отдельно обжалованы в кассационном порядке, в связи с чем противодействовать произволу судьи исключительно процессуальными методами ни мне, ни  моим адвокатам, не представлялось возможным. Кассационная инстанция Московского городского суда просто оставила без внимания факты вопиющего нарушения закона. В Президиуме Московского городского суда, моим адвокатам отказали в возбуждении надзорного производства. Именно этими обстоятельствами продиктовано мое обращение непосредственно к Вам, как к руководителю высшей судебной инстанции нашей страны.
В приложении к данному письму я постаралась максимально конкретно изложить все нарушения норм уголовно-процессуального закона, допущенных судьей при рассмотрении моего уголовного дела.
Искренне надеюсь на Ваше понимание и принципиальную позицию.

С уважением,
Айгуль Махмутова

Приложение

Считаю необходимым остановиться на конкретных нарушениях судьей норм уголовно-процессуального закона:
1.  Суд вменил мне в вину то, что я якобы обманным способом получала деньги у торговцев ярмарки за вывоз мусора. При этом Суд указывает, что в таковых услугах торговцы якобы не нуждались, поскольку вывоз мусора обеспечивался на безвозмездной основе Управой района «Кузьминки».
Но эти действия нельзя считать хищениями вообще, так как у меня не было и не могло быть никакой корыстной цели. С предпринимателями торгующими на рынке я заключала агентские договоры, как агент я получала от торговцев денежные средства (и выдавала квитанции об этом!) и по безналичному расчёту передавала все деньги мусоровывозящей компании -  ООО «АвтоЭкоТранс». В соответствии с приговором Суда, начиная с 25.11. по 15.12.2006 г., я получила от потерпевшего Иванова А.С. денежные средства в общей сложности в размере 4 500 рублей, от потерпевшей Бондаревой с 01.11. по 15.12. 2006 г. – 10 600 рублей,  от потерпевшего Иванова А.Н. – 1 500 рублей. То есть, в общей сложности она получила от потерпевших – 16 600 рублей. В то же время, в соответствии с платёжными поручениями №№ 4 и 5 от 19.02.2006 г., сумма, уплаченная мной ООО «Авто Эко Транс» за вывоз крупногабаритного мусора в ноябре и декабре 2006 г., составила 46 256 рублей. Так о какой корыстной цели может идти речь, если в указанный период я заплатила денежных средств больше, чем приняла от потерпевших? Руководство ООО «Авто Эко Транс» подтвердило в суде то, что получало от меня все деньги в безналичном порядке. Так что же я похитила? Кроме того, в суд были представлены все финансово-хозяйственные документы по вышеуказанным операциям: договор, счета, копии платёжных поручений, акты выполненных работ. Все вышеуказанные доказательства были отвергнуты Судом по тем или иным надуманным причинам.     Так, например, давая оценку представленным платёжным поручениям, счетам и актам выполненных услуг, и ставя под сомнение правдивость указанных в них сведений, Суд указал, что визуальный осмотр данных документов «свидетельствует о не нахождении указанных документов «в работе»,  а именно: в бухгалтерской отчётности. В частности, вышеуказанные «документы» датированы 2006, 2007 г.г., однако выполнены на идентичных безупречных листах формата А4, без каких-либо отметок, свидетельствующих о нахождении данных документов в какой бы то ни было бухгалтерской отчётности». Увы, я была не осведомлена о том, что для того чтобы документы были признаны судом достоверными, их следовало сначала испачкать или испортить. Если Суд сомневался в их достоверности, то кто мешал Суду назначить соответствующую экспертизу?
Мы неоднократно ходатайствовали перед Судом об истребовании из банка выписки по моему расчётному счёту, из которой было бы совершенно очевидно, что ни копейки из полученных по агентским договорам денег, я себе не оставляла. Но Суд каждый раз отклонял эти ходатайства «за нецелесообразностью». На это обстоятельство также было обращено внимание Судебной коллегии по уголовным делам, более того, защите удалось самостоятельно получить выписку по вышеуказанному счёту, оригинал которой защита ходатайствовала приобщить к материалам уголовного дела в судебном заседании по кассационным жалобам. Данная выписка полностью подтвердила версию Махмутовой и её защиты о том, что все денежные средства, получаемые от иных индивидуальных предпринимателей, действительно перечислялись на счёт ООО «Авто Эко Транс» в безналичном порядке. Судебная коллегия по уголовным делам отказалась приобщить это важнейшее доказательство к материалам уголовного дела, однако согласилась обозреть данную выписку. Не совсем ясно, в чём конкретно заключалось обозревание данной выписки, но в Кассационном определении отсутствует не только правовая оценка, данному важнейшему доказательству, но не отражён даже сам факт исследования данного доказательства. Таким образом, Судебная коллегия по уголовным делам и в этом случае просто пренебрегла доводами защиты, не удостоив их даже оценки.
Таким образом никакой корыстной цели, при заключении агентских договоров у меня не было, вывоз мусора был необходим для всех участников ярмарки, в том числе и для меня. Также я не вижу в чём здесь противоправность? Те участники ярмарки, которые хотели  участвовать в финансировании вывоза мусора подписывали со мной договор, что же здесь незаконного?
Кроме того, важнейшим элементом мошенничества является безвозмездность. О какой же безвозмездности изъятия у потерпевших имущества в виде денежных средств может идти речь, если взамен полученных денежных средств потерпевшим предоставлялись реальные услуги по вывозу мусора с ярмарки? И, как уже говорилось выше, предоставлялись эти услуги организацией ООО «Авто Эко Транс» при посредническом моём участии. То, что услуги оказывались реально, подтверждается актами выполненных услуг, приобщёнными к материалам уголовного дела, а также показаниями свидетелей.
Ни по одному из эпизодов мошенничества, Судом не приведены достаточные доказательства.
Так, я осуждена за то, что похитила путём мошенничества у участника ярмарки Иванова А.С. денежную сумму общей сложности в 4500 рублей. Но Иванов вообще не должен был являться потерпевшим по уголовному делу. По его же собственным показаниям он являлся наёмным работником ИП Купряхина и деньги которые он передавал мне, были деньгами Купряхина. ИП Купряхин, несмотря на наши ходатайства, не был привлечён в данное дело даже в качестве свидетеля.
Также, мне вменено похищение путём мошенничества у участницы ярмарки Бондаревой В.А. денежной суммы общей сложности в 10200 рублей. Необходимо особенно тщательно отнестись к исследованию данного эпизода. Изначально, в соответствии с Обвинительным заключением, я обвинялась в том, что похитила у Бондаревой другую сумму, а именно – 10600 рублей. Коллизия в том, что в материалах дела нет ни одного доказательства того, что я брала у Бондаревой какие-либо денежные средства, за исключением показаний самой Бондаревой. Видимо, Суд считает достаточным доказательством одних слов потерпевшей. Однако и здесь получились неустранимые противоречия. В соответствии с показаниями Бондаревой, она передавала мне денежные средства по 600 рублей за каждый день работы на ярмарке. При этом непонятно, как в таком случае общая сумма переданных денежных средств могла оказаться равна – 10600 рублям? Допрошенная в ходе судебного заседания 18.12.2007 г. Бондарева ничего не смогла пояснить по этому поводу. Поэтому, каким образом следствием установлена сумма ущерба, нанесённого Бондаревой, совершенно непонятно. Нет абсолютно никаких доказательств, подтверждающих верность исчисления данной суммы, а показания Бондаревой лишь вносят дополнительную путаницу. На этот очевидный факт защита многократно обращала внимание Суда. В приговоре Суда по данному вопросу сказано: «В процессе судебного разбирательства прокурором, поддерживающим государственное обвинение, заявлено - об уменьшении размера материального вреда, причинённого Бондаревой В.А. по эпизоду мошенничества в отношении последней с 10.600 рублей до 10.200 рублей, с учётом фактического времени осуществления торговой деятельности Бондаревой В.А. на ярмарке и размера передаваемых последней денежных средств Махмутовой А.Ф. за каждый день работы ярмарки;». Также в приговоре сказано, что: «Суд согласен с доводами государственного обвинителя и принимает их во внимание.».  Возникает вопрос, каким же образом гособвинитель произвёл расчёты, приведшие к исчислению данной суммы? Государственный обвинитель в своей речи в прениях (Протокол судебного заседания от 03.06.2008 г.) признал, что сумма, равная в 10600 рублей никак не может получиться чисто арифметически. В связи с этим, гособвинитель предложил исходить из количества рабочих дней ярмарки, начиная с 01.11.2006 г. по 15.12.2006 г., а именно, 19 рабочих дней. Но в таком случае, сумма получалась ещё большая, поэтому гособвинитель почему-то предложил взять за основу 17 рабочих дней. Почему именно 17, а не 16 или 15, прокурор не пояснил. Не пояснил этого и Суд. То есть, рассчитывая сумму якобы причинённого Бондаревой ущерба, исходя из 17 рабочих дней ярмарки, Суд фактически основывает данный эпизод на ничем не подкреплённом предположении, что недопустимо в соответствии с ч. 4 ст. 14 УПК РФ.
Также я осуждена в применении насилия, не опасного для жизни и здоровья, в отношении представителя власти в связи с исполнением им своих должностных обязанностей, то есть в совершении преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 318 УК РФ. Необходимо иметь в виду, что осуждена я по данной статье на основании исключительно показаний штатных и внештатных сотрудников милиции. Отдельное внимание следует уделить показаниям «свидетелей» Еремина Е.С., Якуты В.А., Павловской О.А. и Варсанохова П.Ю. Это те самые понятые и «представители общественности», которые, видимо, осуществляют свой гражданский долг на профессиональной основе, так как их показания в одном и том же качестве кочуют из одного уголовного дела в другое. В судебном заседании к материалам уголовного дела, по ходатайству защиты, был приобщён ряд документов по аналогичному уголовному делу в отношении Сергеевой Г.Б, составленных за несколько месяцев до возбуждения уголовного дела в отношении меня. Из всех приобщённых к материалам уголовного дела документов следует, что оперуполномоченные Куликов и Кобцев, осуществлявшие оперативно-розыскные мероприятия в отношении меня, были знакомы с понятыми (свидетелями) Ереминым, Якутой, Павловской, Варсаноховым. И не просто знакомы, а участвовали в проведении совместных ОРМ. При этом, будучи допрошенные по моему уголовному делу как на следствии, так и в Суде, все вышеуказанные лица отрицали своё знакомство и участие в совместных ОРМ по аналогичному делу. Таким образом, фактически совершено лжесвидетельствование. Разве можно доверять показаниям таких свидетелей? Разве то, что они пойманы на лжи, не должно заставить Суд отнестись к их показаниям критически? Примечательно, что в качестве понятого по делу Сергеевой выступал и потерпевший по данному уголовному делу – Иванов А.С.
К сожалению, Суд не дал оценку вышеуказанным обстоятельствам. В то же время, в соответствии с п. 6 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29.04.1996 г. №1 «О судебном приговоре» сказано:
«В приговоре необходимо привести всесторонний анализ доказательств, на которых суд основал выводы, при этом должны получить оценку все доказательства, как уличающие, так и оправдывающие подсудимого.
В описательно-мотивировочной части приговора должно быть также отражено отношение подсудимого к предъявленному обвинению и дана оценка доводам, приведенным им в свою защиту.».
Судебная коллегия по уголовным делам также не дала оценки факту явного лжесвидетельствования свидетелей обвинения. Кассационная инстанция указала, что участие одних и тех же понятых и сотрудников милиции по разным уголовным делам, не является нарушением закона. Так защита и не ставила вопрос об этом! Как уже говорилось, речь идёт о том, что Суд первой инстанции не дал должной оценки факту лжесвидетельствования основных свидетелей обвинения, в контексте достоверности их показаний. Этот довод защиты, по сути, не получил правовую оценку со стороны Суда кассационной инстанции.  обстоятельствам.
Кроме свидетельских показаний, в материалах уголовного имеется заключение эксперта № 265/07 от 16.01.2007 г., Бюро судебно-медицинской экспертизы (ЛД 170-171 Т-2). Данное заключение Суды первой и кассационных инстанций, почему-то считают доказательством моей вины, хотя, на самом деле, заключение эксперта подтверждает правоту стороны защиты. Так, в соответствии с заключением эксперта, «область повреждения доступна для действия собственной руки», более того, в заключении говорится, что объективные изменения в области шеи справа у Куликова, могут носить и нетравматический характер. Соответственно, при таких расплывчатых выводах эксперта нет никаких оснований утверждать, что повреждения шеи у Куликова были вызваны моими действиями.
Таким образом, резюмируя сказанное, можно утверждать, что чёткие доказательства моей вины отсутствуют. Имеющиеся показания свидетелей обвинения вступают в неразрешимые противоречия с показаниями свидетелей защиты.
Таким образом, очевидно, что выводы, изложенные в приговоре Суда, не соответствуют фактическим обстоятельствам уголовного дела, установленным в судебном заседании, при вынесении приговора нарушены нормы уголовного закона, в частности, принцип презумпции невиновности, закреплённый ст. 14 УК РФ. Так, неустранимые сомнения истолкованы в пользу стороны обвинения, а обвинительный приговор по ряду вышеуказанных эпизодов основан на предположении. В то же время, в соответствии с п. 4 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29.04.1996 г. № 1 «О судебном приговоре»: «По смыслу закона в пользу подсудимого толкуются  не только неустранимые сомнения его виновности в целом, но и неустранимые сомнения, касающиеся отдельных эпизодов предъявленного обвинения, формы вины, степени и характера участия в совершении преступления, смягчающих и отягчающих наказание обстоятельств и т.д.».
Также, при рассмотрении Судом данного уголовного дела и вынесении приговора, Судом были грубо нарушены нормы уголовно-процессуального законодательства. Не заметила явных процессуальных нарушений и кассационная инстанция, несмотря на их явную очевидность.
Так, в соответствии с п. 2 ст. 307 УПК РФ, описательно-мотивировочная часть обвинительного приговора должна содержать доказательства, на которых основаны выводы суда в отношении подсудимого, и мотивы, по которым суд отверг другие доказательства. На необходимость этого обращено внимание в п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29.04.1996 г. № 1 «О судебном приговоре».
Как видно из содержания приговора, анализ доказательств по каждому конкретному эпизоду обвинения отсутствует. Все доказательства приведены скопом, при этом неясно, какое конкретное доказательство какой конкретный эпизод обвинения доказывает. Уверена, что это сделано Судом не случайно, а с целью скрыть таким образом явную недостаточность доказательств по ряду эпизодов. В частности, по эпизоду с мошенничеством в отношении Бондаревой, по которому, по сути, единственным доказательством являются показания самой Бондаревой. Как уже говорилось, Судебная коллегия по уголовным делам не дала оценку данным доводам защиты.
Кроме этого, Суд постановил приговор, основываясь на недопустимых доказательствах.
Так, оперативно-розыскные мероприятия (наблюдения, проверочная закупка), проводившиеся в отношении меня, сопровождавшиеся контролем (записью) моих переговоров, в нарушение ч. 1 ст. 186 УПК РФ, были произведены без соответствующего решения Суда.
Суды не смущало даже то, что предоставленные Акты наблюдения носят на себе явные признаки фальсификаций. Так, в приговоре, в качестве доказательства указан «Акт наблюдения при проведении ОРМ от 16.12.2006 г.» (Т. 1 ЛД 26). В данном акте подробно указано, что сотрудники милиции и «представители общественности» наблюдали за мной. И это притом, что я была задержана днём раньше – 15.12.2006 г.
Также, нормы ч. 1 ст. 75 УПК РФ были нарушены Судом в связи с обоснованием приговора моими показаниями, данными на предварительном следствии (Т-2 ЛД 7-11, 14-22). Как следует из протокола допроса подозреваемой от 25.12.2006 г., допрос был начат в 22 часа 55 минут и окончен в 23 часа 53 минуты. Допрос меня в качестве обвиняемой от 26.12.2006 г. был начат в 20 часов 37 минут и окончен в 23 часа 00 минут.
В соответствии с ч. 3 ст. 164 УПК РФ, производство следственных действий в ночное время не допускается, за исключением случаев, не терпящих отлагательств. Никаких доказательств, что имели место обстоятельства не терпящие отлагательств, в суд представлено не было. Однако данные протоколы Суд отказался признать в качестве недопустимых доказательств.
Кроме того, Судом был нарушен порядок исследования доказательств, в частности, порядок оглашения материалов дела, предусмотренный ч. 2 ст. 281 УПК РФ. В соответствии с позицией судьи, неоднократная неявка свидетеля или потерпевшего в судебное заседание и отсутствие у суда информации об его местонахождении, является чрезвычайным обстоятельством и, соответственно, основанием для оглашения показаний, данных им на предварительном следствии. Причем возражение стороны защиты против такого оглашения не имеет никакого значения. Такая трактовка уголовно-процессуального закона не только игнорирует сложившуюся судебную практику, но и просто противоречит здравому смыслу. Судья явно расширительно толкует закон, что недопустимо в уголовном процессе. Таким образом, судьей в судебном заседании, были незаконно оглашены показания не явившихся свидетелей С.Н. Кара, В.А. Якуты, О.А. Павловской, потерпевшего А.Н. Иванова. Тезис кассационной инстанции о том, что неявка свидетелей, при принятии Судом всех необходимых мер для их вызова является основанием для оглашения их показаний, не основана на законе, так как п. 4 ч. 2 ст. 281 УПК РФ, гласит о бедствиях и иных чрезвычайных обстоятельствах, как основании для оглашения показаний. В то же время, неисполнение свидетелем своих обязанностей по явке в Суд не является ни бедствием, ни чрезвычайным обстоятельством. Судами обеих инстанций был проигнорирован и тот факт, что Верховный Суд РФ неоднократно занимал позицию, свидетельствующую о недопустимости расширительного толкования данной нормы закона, в частности, в Кассационном определении СК по уголовным делам Верховного Суда РФ от 7 мая 2008 г. № 81-О08-6.
Существенное нарушение прав подсудимой и её защитников Суд допускал в течение всего судебного следствия. Так, в соответствии с протоколами судебных заседаний от 27 декабря 2007 г., 10 января 2008 г., 16 января 2008 г., 24 января 2008 г., 30 января 2008 г., 7 февраля 2008 г., 04.05.2008 г. обеспечение явки свидетелей защиты возложено на сторону защиты. Возложение на защиту таковых функций мало того, что не основано на законе, но и просто противоречит здравому смыслу. Какие у стороны защиты имеются правовые механизмы для обеспечения явки в судебное заседание свидетелей? Разве адвокаты вправе осуществлять принудительный привод свидетелей, привлекать их к административной ответственности за отказ являться в судебное заседание? Таким образом, суд самоустранился от прямого выполнения своих собственных обязанностей. Данному доводу защиты, не была дана правовая оценка со стороны Суда кассационной инстанции.
Точно такие же нарушения имели место при осуждении меня по обвинениям в вымогательстве и оскорблении.
Суд вменил мне в вину, что я якобы в неустановленных следствием месте и время, при неустановленных обстоятельствах, вошла с неустановленными лицами в преступный сговор, направленный на вымогательство денежных средств у предпринимателя Ахметзяновой Б.А. под угрозой применения насилия, требуя за день торговля на Ярмарке выходного дня  от 500 до 800 рублей за день торговли, а впоследствии, а именно 01.02.2008 г., примерно в 7 часов 00 минут, для достижения вышеуказанной цели, совершила наезд автомобилем на Ахметзянову и вновь угрожая физической расправой потребовала передачи денежных средств. Также в вину мне вменяется совершение оскорбления, предусмотренного ч. 1 ст. 130 УК РФ, а именно унижение чести и достоинства потерпевшей Ахметзяновой, выраженное в неприличной форме.
Ни судом, ни предварительным следствием не установлено время, якобы совершённого преступления. Показания потерпевших и свидетелей обвинения о времени якобы совершённого преступления колеблются от 7 часов утра до 12 часов дня! Как при таком существенном расхождении время совершения преступления можно считать установленным? В то же время, в соответствии с п. 1 ч. 1 ст. 73 УПК РФ, при производстве по уголовному делу подлежит доказыванию событие преступления, в том числе, время совершения преступления.
Остаётся загадкой, что за группа лиц, в составе которой я якобы совершила преступление. В приговоре Суда сказано: в неустановленных следствием месте и время, при неустановленных обстоятельствах, вошла с неустановленными лицами в преступный сговор». Как же можно, при таких условиях инкриминировать совершение преступления в составе группы лиц по предварительному сговору, если ни одно из важнейших обстоятельств наличия данного квалифицирующего признака объективной стороны преступления не установлено и это признаёт сам Суд? В то же время, при совершении преступления в составе группы лиц по предварительному сговору, в приговоре должна была быть определена и обоснована моя роль и форма соучастия в указанной группе лиц. Ничего этого сделано не было. УК РФ классифицирует соучастников преступления по характеру выполняемых ими действий, по той объективной роли, которую играют соучастники в совершении преступления. Сама роль соучастника в совершении конкретного преступления определяется не только обусловленной для него ролью, но и характером и степенью участия каждого в общем для них преступлении. Именно на это обстоятельство указывает законодатель, когда говорит, что суд при назначении наказания обязан учесть характер и степень фактического участия каждого из соучастников в совершении преступления (ч. 1 ст. 67 УК). Таким образом, важнейший квалифицирующий признак п. «а» ч. 2 ст. 163 УК РФ не доказан стороной обвинения.
Показания потерпевших и свидетелей крайне противоречивы, однако Суд проигнорировал данный факт. Так, в соответствии с показаниями Ахметзяновой, я наехала на неё автомобилем 2 раза. Причём первый раз удар пришёлся в область поясницы, а второй раз в область ноги. То же показывала и Погодина в показаниях, данных ею на предварительном следствии. Также и свидетель Ганиев не подтвердил в судебном заседании показаний Ахметзяновой в этой части. И действительно, сложно представить, как машина, передвигающаяся по ровной поверхности могла одной и той же своей частью дважды ударить человека в разные места его тела, находящиеся на разной высоте от уровня земли. Такого фактически не могло быть. Таким образом, данные показания Ахметзяновой явно недостоверны и противоречат не только показаниям других свидетелей обвинения, но и здравому смыслу. Особенно показательны в этом отношении результаты судебно-медицинской экспертизы (Т-1 ЛД 31-32), в соответствии с которой никаких телесных повреждений у Ахметзяновой обнаружено не было, выставленный диагноз «ушиб левого коленного сустава» судебно-медицинской оценке не подлежит, как объективно необоснованный. В этой связи возникает ещё одно неразрешимое противоречие. И на следствии и в судебном заседании, Ахметзянова утверждала, что испытывала сильную боль, не могла и ходить и т.п. Так почему же судебная экспертиза не обнаружила никаких травм? При этом, Суд, что удивительно, не находит никаких противоречий, констатируя: «Выводы эксперта не противоречат обстоятельствам, установленным другими доказательствами, не содержат противоречий между собой, а в совокупности с другими доказательствами служат установлению истины.». Как же не противоречат? Как возможно ударить 2 раза человека автомобилем так, чтобы у него не осталось никаких ушибов?
Также стоит отметить, что Ахметзянова, в соответствии с её показаниями, после происшествия обратилась в прокуратуру, потом обратилась в травмпункт, потом приехала на ярмарку, а потом снова поехала в прокуратуру. Получается, что несмотря на полученный ушиб коленного сустава, Ахметзянова успевает доехать сразу до нескольких мест в день происшествия? Удивительно и то, что в соответствии со справкой из травмпункта (Т-1 ЛД-7), Ахметзянова обратилась за медицинской помощью лишь в 19 часов 40 минут.
Все вышеуказанные неразрешимые противоречия и просто нелепости Судами первой и второй инстанции были просто оставлены без внимания.
Суд не учёл обстоятельств, которые могли существенно повлиять на выводы Суда.
Как уже говорилось, Суд не учёл существенные противоречия в показаниях свидетелей обвинения, выводов, сделанных судебно-медицинской экспертизой. Кроме того, Суд не учёл факт того, что показания потерпевшей и свидетелей    обвинения противоречат моим показаниям и показаниям свидетелей защиты Кара и Ломакиной, которые подтвердили моё алиби.
3. Также, при рассмотрении Судом данного уголовного дела и вынесении приговора, Судом были грубо нарушены нормы уголовно-процессуального законодательства, которые путём лишения и ограничения гарантированных законом прав подсудимой и её защитников, несоблюдения процедуры уголовного судопроизводства могли повлиять на постановление законного, обоснованного и справедливого приговора.
В соответствии с п. 2 ст. 307 УПК РФ, описательно-мотивировочная часть обвинительного приговора должна содержать доказательства, на которых основаны выводы суда в отношении подсудимого, и мотивы, по которым суд отверг другие доказательства. На это имеется прямое указание в  п. 3 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29.04.1996 г. № 1 «О судебном приговоре». Как видно из содержания приговора, анализ доказательств по каждому конкретному эпизоду обвинения отсутствует. Все доказательства приведены скопом, при этом неясно, какое конкретное доказательство какой конкретный эпизод обвинения доказывает.
Суд грубейшим образом нарушил моё право на защиту. 25.08.2008 г., в ходе судебного заседания председательствующей судьёй Даниловой было сказано, что прения сторон назначаются на следующий день, а именно 26.08.2008 г. на 12 часов 00 минут. Так как прения сторон могут быть назначены лишь по окончании судебного следствия, сторона защиты и подсудимая восприняли данный факт именно таким образом. Поскольку заседание от 25.08.2008 г. окончилось около 17 часов, получается, что защите для подготовки к прениям оставалось менее суток, с учётом и ночного времени, что уже является грубейшим нарушением прав на защиту, так как за столь короткий срок физически невозможно надлежащим образом подготовиться к прениям сторон. Однако в судебном заседании от 26.08.2008 г. внезапно выяснилось, что судебное следствие не закончилось и несмотря на протесты защиты и подсудимой, был допрошен ещё один свидетель обвинения, в вызове свидетелей защиты, Судом как всегда было отказано. В связи с этим неясно, как Суд мог назначить прения сторон, не окончив судебного следствия? Если же судебное следствие было окончено, то как Суд мог допрашивать свидетеля обвинения, без принятия решения о возобновлении судебного следствия? Данный факт является подтверждением необъективного, пристрастного отношения Суда к рассмотрению данного уголовного дела, несоблюдения Судом процедуры судопроизводства, способным повлиять на постановление законного, обоснованного и справедливого приговора.
Допросив свидетеля обвинения, Суд попытался немедленно начать прения сторон, и лишь после протестов защиты отложил начало прений на один час. Данное судебное постановление и вся ситуация, сложившаяся вокруг прений сторон грубейшим образом нарушает права подсудимой на защиту по следующим причинам. В соответствии с п. 8 ч. 4 ст. 47 УПК РФ, обвиняемый вправе пользоваться услугами защитника. Неотъемлемой частью данного права следует считать право подсудимой на согласование позиций защиты перед таким важным этапом судебного разбирательства, как судебные прения. Однако по окончании судебного следствия, я фактически была лишена такого права. Как уже говорилось, судебное заседание 25.08.2008 г. окончилось в 17 часов и в связи с особенностями перевозки лиц, находящихся под стражей, я была доставлена в СИЗО уже после окончания его работы, а именно около 23 часов. Таким образом, я объективно была лишена права согласования с защитниками правовой позиции перед прениями сторон. На следующий же день, я также фактически была лишена этого права, так как вывоз содержащихся под стражей осуществляется рано утром ещё до начала работы СИЗО. И даже во время часового перерыва объявленного Судом перед судебными прениями, я была лишена этого права, так как в период объявленного перерыва она была удалена из зала судебного заседания и находилась в конвойном помещении. Таким образом, Суд снова сознательно ущемил мои права на защиту. Не говоря уже о том, что Суд ограничил права моих защитников, немотивированно сократив время для подготовки к прениям, сначала до нескольких часов, а затем для необходимой корректировки позиции, в связи с допросом нового свидетеля обвинения, был предоставлен лишь один час. В то же время, судебная практика исходит из того, что подобное ограничение прав подсудимого на защиту влечёт за собой отмену приговора. В частности, на это указывала Кассационная Коллегия по уголовном делам ВС РФ в своём Кассационном определении от 14.06.2006 г. № 93-О05-21СП.
Также интересен факт того, что Приговор был вынесен Судом через 1,5 часа после последнего слова подсудимой. Приговор составляет 13 страниц машинописного текста, в связи с чем вызывает сомнение факт того, что Приговор мог быть сформулирован, составлен и изготовлен в течение 1,5 часов, по сути, это физически невозможно. Таким образом, следует вывод, что Приговор составлен заранее, то есть без учёта моего последнего слова, что недопустимо в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством.
Считаю, что мне незаконно инкриминировано совершение преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 130 УК РФ. Даже если предположить, что я совершала все те действия, которые мне инкриминируются, как можно оскорбительную брань, произнесённую во время вымогательства квалифицировать в качестве отдельного состава преступления? Совершенно очевидно, что в данном случае, оскорбительные высказывания были бы направлены на совершение основного преступления – вымогательства, с целью понудить жертву выполнять условия вымогателя. То есть эти действия являлись бы способом совершения вымогательства, охватывались умыслом вымогательства и не требовали бы квалификации в качестве отдельного состава.
Представляется, что в данном случае, речь идёт об «идеальной совокупности».
Таким образом, уже по этому основанию, уголовное преследование по ч. 1 ст. 130 УК РФ подлежит прекращению.
5. Суд неправомерно частично удовлетворил требования потерпевшей Ахметзяновой о компенсации ей морального вреда.
Хотела бы обратить внимание на то, что гражданский иск, в смысле, придаваемом ему действующим законодательством, заявлен не был. В соответствии с ч. 1 ст. 44 УПК РФ, гражданский истец заявляет требования о возмещении имущественного вреда, либо он может также заявить гражданский иск об имущественной компенсации морального вреда. Поскольку, в данном случае, речь идёт о компенсации именно морального вреда, то гражданским истцом должен был быть заявлен иск, подлежащий рассмотрению в уголовном процессе. Однако иск заявлен не был. ВС РФ в своём Постановлении № 1 от 29.04.1996 г. по данному поводу указал:
«Необходимо неукоснительно соблюдать требования ст.ст. 299, 305-307, 309 УПК РФ, касающиеся разрешения гражданского иска при постановлении приговора. С учетом этих требований суд обязан привести в приговоре мотивы, обосновывающие полное или частичное удовлетворение иска либо отказ в нем, указать с приведением соответствующих расчетов размеры, в которых удовлетворены требования истца, и закон, на основании которого разрешен гражданский иск.».
Как видно из Приговора, Суд не выполнил данные требования высшей судебной инстанции, удовлетворившись лишь самой констатацией частичного удовлетворения её требований.
В заключение хотела бы сказать, что всё вышеизложенное – это лишь небольшая часть всех нарушений, допущенных следствием и судами при рассмотрении моего уголовного дела. Прошу Вас не остаться безучастным ко всем вышеуказанным нарушениям закона и моих прав и принять меры к предотвращению дальнейшего судебного беззакония.

С уважением,

_____________________/Махмутова А.Ф./