Немецкая пресса, и в особенности журнал Spiegel, очень интенсивно следит за ситуацией в России. Материалы о вручении нобелевской премии мира были на первых полосах практически всех самых передовых немецких изданий. Журналисты радовались за своих коллег в России и на Филиппинах и высказывали свое уважение их крайне тяжелой борьбе за свободную и независимую прессу. Предлагаю вам почитать мой перевод интервью с Дмитрием Муратовым, которое у него взял журнал SPIEGEL на следующий день после оглашения решения нобелевского комитета:
Дмитрий Муратов, 59 лет, занимает пост главного редактора "Новой газеты" уже более двух десятилетий. Газета бесстрашно рассказывает о нарушениях прав человека, коррупции и социальных проблемах в России. За эти годы Муратов и его редакция потеряли несколько коллег — в том числе репортера Анну Политковскую. В пятницу Муратов был удостоен Нобелевской премии мира вместе с филиппинской журналисткой Марией Рессой. SPIEGEL встретился с ним на следующий день в Москве.
SPIEGEL: Как вы узнали, что вам будет присуждена Нобелевская премия мира? У вас было предчувствие?
Дмитрий Муратов: Нет. Я спорил с нашим корреспондентом Еленой Милашиной по поводу объема присланного ею текста — 150 000 знаков, этим можно заполнить целый номер Der Spiegel! В этот момент один за другим поступили три звонка из Осло. Я думал, что это спам–звонки. Но потом один коллега сказал мне: Через три минуты мы будем официально объявлены лауреатами!
SPIEGEL: Что вы чувствовали?
Муратов: Нас много раз номинировали, три или четыре раза даже информационное агентство "Рейтер" приходило к нам в редакцию, чтобы вместе с нами дождаться объявления Нобелевской премии мира. Затем они спрашивали нас: "Ну и каково это — снова не выиграть приз?". Поэтому в этот раз я не был слишком взволнован. Однако я думал, что приз достанется газете. Когда выяснилось, что она досталась мне, то, честно говоря, мне было не по себе.
SPIEGEL: Вы сразу же посвятили премию своим убитым коллегам.
Муратов: Я сказал, что это премия для Анны Политковской, Юрия Щекочихина, Игоря Домникова, Анастасии Бабуровой, Станислава Маркелова, Натальи Эстемировой. Это действительно так. Но справедливости ради надо сказать, что это также приз для молодых сотрудников, которые сейчас работают на этих двух этажах. Среди них есть блестящие люди.
SPIEGEL: Поздравил ли вас Кремль?
Муратов: Мне позвонили пресс–секретарь Путина Дмитрий Песков и Сергей Кириенко, заместитель руководителя администрации президента. Было также несколько других влиятельных людей, которые вдруг вспомнили о нас. Мы говорили о том, что с прессой в России нельзя обращаться так, как сейчас: нельзя избивать людей, подвергать цензуре, объявлять патриотически настроенных коллег "иностранными агентами". Я спросил одного из них: "Считаются ли призовые деньги иностранным финансированием? Становимся ли мы в таком случае "агентами"? Он долго думал об этом и сказал: "Наверное, нет".
SPIEGEL: У "Новой" долгая история существования. Она начинается в 1993 г. Вы были одним из соучредителей, вместе с большой группой коллег, покинувших газету "Комсомольская правда". Чего вы вместе хотели добиться в то время?
Муратов: Тираж "Комсомольской правды" составлял 25 миллионов, это был гигантский успех. Но он должен был стать таблоидом, а мы не хотели идти на это. Вместо этого мы хотели создать серьезную политическую газету и в то же время ироничную и самоироничную. Это было трудное начало. Михаил Горбачев подарил нам первые компьютеры...
SPIEGEL:...получивший Нобелевскую премию мира в 1990 году. Он и сегодня является совладельцем "Новой газеты".
Муратов: Вообще–то мы хотели делать веселую газету, но потом началась Первая чеченская война, и многие из нас стали военными журналистами. А потом произошла одна из самых важных историй в нашей жизни: я сидел в редакционном баре с Юрием Щекочихиным, и мы чувствовали себя бессильными перед лицом этой войны. Вы можете писать об этом, но вы не можете остановить это, вы не можете ничего сделать. Но потом пришло письмо от призывника, и он написал, что есть все эти забытые военнопленные и заложники, о которых никто не заботится. Затем мы освободили 171 человека за два года.
SPIEGEL: Вы вели переговоры с обеими сторонами. Не превратило ли это вас из газеты в нечто иное — гибрид между газетой и правозащитной организацией?
Муратов: Это в традициях русской литературы — не просто наблюдать, а участвовать.
SPIEGEL: Ваши расследования политических скандалов редко имеют последствия для российской системы. Разве это не расстраивает вас?
Муратов: Мы можем изменить ситуацию в конкретных индивидуальных случаях. Если вы пишете и не получаете никакого эффекта, вам грозит выгорание. Вот почему мы всегда имеем дело с вещами, которые мы действительно можем изменить и где мы можем увидеть изменения собственными глазами. Это очень важно. Что мы не можем ничего изменить в целом — конечно, мы не являемся государственной властью. Мы также не являемся "четвертой властью". Мы просто выполняем свою работу.
SPIEGEL: В 2006 году вы собирались сдаться. Это было сразу после убийства вашей журналистки Анны Политковской, которая сообщала о преступлениях в Чечне. Это было третье убийство сотрудника редакции за последние несколько лет.
Муратов: 15 лет назад я пришел на редакционную конференцию и сказал: "Эта газета стала опасной для жизни, она угрожает жизни сотрудников. Я предлагаю закрыть ее". Все остальные отправили меня куда подальше, впервые в моей жизни. И не только редакция, но и Горбачев с Александром Лебедевым, совладельцы. Ко мне в кабинет зашла делегация из редакции и сказала: "Неужели вы не понимаете, что мы должны продолжать ради Политковской?"
SPIEGEL: Каковы шансы, что убийство Политковской будет раскрыто? До сих пор были осуждены только исполнители; заказчики убийства так и не были найдены.
Муратов: Мы официально обратились в Следственный комитет с вопросом, ведется ли еще расследование. Ответ был: да. Но нам не сообщили, кто является главным следователем и что предпринимается. К сожалению, осталось не так много нитей, которые могут привести к принципалам, потому что один из организаторов убийства в свою очередь умер в тюрьме. Но если власти ничего не сделают, мы сделаем это сами. Что–то станет известно, я убежден в этом. Мы ничего не забываем. Мы жаждем мести.
SPIEGEL: Вы продолжаете регулярно получать угрозы из Чечни. В марте этого года целое элитное подразделение выступило в видеоролике с угрозами применения насилия в адрес "Новой". Это был ответ на статью о внесудебных казнях. Остается ли Чечня самой опасной проблемой?
Муратов: Это тема, о которой почти никто не пишет. Наша коллега Елена Милашина знает в этом толк, она мастер расследований и может подтвердить каждую строчку документами, фотографиями, показаниями свидетелей. Мы продолжим писать о Чечне. Это регион России, а не частная армия Рамзана Кадырова. Но этот человек чувствует, что он не губернатор дотационного региона, а глава гигантской армии, готовой стать "пехотинцами Путина". Естественно, это заставляет многих насторожиться. Тем более что его окружение имеет бизнес в других регионах России, а это люди, которых боятся — они смелые, вооруженные до зубов, решительные, умные.
SPIEGEL: Какие вопросы также являются наиболее чувствительными для российских газет?
Муратов: Еще несколько лет назад я бы знал ответ на этот вопрос — например, расследования о наемниках или о неонацистском подполье в России. Но сегодня, к чему бы вы ни прикоснулись, вы везде сталкиваетесь с большими рисками. Посмотрите на новое постановление ФСБ: в нем перечислены несколько десятков тем, на которые лучше не писать, если вы не хотите стать иностранным агентом. Весь оборонный сектор! Весь космический сектор! Как, черт возьми, они придумывают что–то подобное?
SPIEGEL: "Новая" — единственное традиционное печатное издание, которое все еще поднимает острые темы. Все остальные были поставлены в строй. Многие задаются вопросом, что или кто защищает их свободу. В 2019 году авторитетное исследовательское издание "Проект" сообщило, что газета находится под негласной защитой Виктора Чемезова, друга Путина со времен КГБ и нынешнего главы оружейной компании "Ростех".
Муратов: Я долго сидел с Романом Баданиным, руководителем "Проекта", и сказал ему: "Роман, неужели ты думаешь, что Чемезов защищает интересы гомосексуалов в Чечне, о преследовании которых мы пишем? Или Чемезов против ФСБ, чьи махинации с земельной собственностью мы освещаем?" Это слухи.
SPIEGEL: Нобелевский комитет подвергся резкой критике в социальных сетях. Говорилось, что он принял решение не столько в пользу Дмитрия Муратова, сколько против Алексея Навального, оппозиционного политика, который, предположительно, был отравлен спецслужбами в 2020 году и с января находится в тюрьме. Комитет просто не решился поддержать радикального противника Кремля и сделал выбор в пользу умеренного компромиссного кандидата. Что вы думаете о критике?
Муратов: Нобелевский комитет — это не пожарная команда, для принятия решения требуется много времени — насколько я знаю, предложения принимаются только до февраля предыдущего года. Алексей Навальный имеет хорошие шансы быть рассмотренным комитетом в будущем. Чего я не понимаю, так это этого тусклого, агрессивного тона дебатов. Сам Навальный полон иронии и сарказма, без какого–либо пафоса. Его отсутствие, к сожалению, сказывается на интеллектуальном уровне его сторонников.
SPIEGEL: Это больше потому, что путинское государство стало более репрессивным. Позиции радикализировались. Любой, кто выступает за небольшие, конкретные улучшения, подвергает себя обвинениям...
Муратов:...в том, что он служит режиму! Если ты лежишь на диване, ты воюешь против Путина. Но если ты помогаешь детям со спинальной мышечной атрофией, как мы хотим сделать с помощью призового фонда, тебя считают слугой кровавого режима. Таково мнение небольшой, но очень активной группы в социальных сетях. Я могу только смеяться над этим.
